Альфред Стиглиц первым начал
борьбу за признанию фотографии
самостоятельным и универсальным искусством
(портрет работы Эдуарда Стейхена)
Когда пройдут и забудутся увлечения всевозможными современными направлениями и новейшими школами, в истории фотографии будет выделено одно имя:Альфред Стиглиц. Стиглиц вел долгую борьбу за фотографию, как за полноценный и независимый вид искусства, и нанес решительный удар полчищам рисовальщиков, граверов и ретушеров, основным занятием которых было превращение чистых фотографий в репродукции с плохих картин.
Он был организатором и вдохновителем небольшой группы экспериментаторов, известной под названием "Photo Secession" (Фото-раскол) и добившейся формального признания фотографии как искусства. Он сделал первые фотоснимки повседневного быта Америки, первые фотографии во время дождя и снегопада; он впервые показал, как надо фотографировать руки и, косвенным образом, сделался отцом современной фоторекламы. Он был издателем знаменитого журнала "Camera Work" («Работа с камерой»), в котором он впервые показал американской публике замечательные достижения искусства фотографии.
Одновременно с этим, Стиглиц создал прочную репутацию современной живописи в Америке. Работы художников, чьи картины сейчас почтительно развешаны в залах ньюйоркского музея современного искусства, - эти работы впервые были показаны на скромных выставках, организованных Стиглицом.
Стиглиц родился в Хобокене, в штате Нью-Джерси, в предпоследний год Гражданской войны(1864). Его отец – в прошлом фабрикант математических инструментов – был культурным и состоятельным торговцем сукнами, знатоком вин, блестящим собеседником и человеком, относящимся к коммерческим делам, как к неприятной необходимости.
Еще в Нью-йоркском городском колледже Стиглиц проявил способности к точным наукам и математике. В 1881 г . его семья переехала в Европу, и Стиглиц поступил в реальную гимназию в Карлсруэ, а через год перешел на механическое отделение берлинского Политехникума.
Однажды, во время усиленных занятий науками, Стиглиц увидел и купил свой первый фотоаппарат. То была эпоха весьма примитивной фотографии. Каждый, кто хотел делать фотографические снимки, должен был знать химию. Он должен был сам приготовлять эмульсии, покрывать ими свои фотопластинки, делать бумагу «светочувствительной». Такие слова, как «коллодий» или «альбумин», были на устах у каждого новопосвященного. Измерительной шкалы, позволяющей выбрать правильную, соответствующую количеству света экспозицию, тогда еще не существовало.
Стиглиц погрузился в работу в лаборатории Политехникума. Он изучил фотохимию. Он строил импровизированные темные комнаты. Он производил опыты с различными материалами.
В конце концов он узнал все, что хотел узнать, и решил проверить то, что чувствовал. Он отправился путешествовать. Он делал добросовестные, точные, живописные снимки повседневной жизни в Ломбардии, в Беллажио, в Мантуе, в Венеции, в Шварцвальде, в Тироле. В наши дни многие из этих снимков могут быть снабжены неопределенными ярлыками «документальных», «жанровых», «абстрактных», или «бытовых». Тогда это еще была неизведанная область, и подобное распределение не имело значения.
В 1892 г . в Нью-Йорке, Стиглиц начинает серьезно работать в области фотографии. Он запечетлевает жизнь города. Он делает первые ночные снимки. Он работает под дождем и снегом. Он фотографирует эмигрантов из Европы, здания, лошадей, бытовые сцены…. Многое он чувствовал глубоко и сумел сделать видимым глазу.
Фотографирование стало кровным делом его жизни, однако в его отношении к делу не было ничего личного. Для него была важна фотография как таковая, а не его работа в этой области. Ему удалось охватить и выявить все, что было творчески-значительного в фотографии его времени. Он опубликовывал лучшие фотоснимки, какие ему только удавалось найти: он чувствовал то, что заслуживало быть увиденным. Несмотря на ограниченность средств, он издал шесть томов фотографического журнала "Camera Notes "и затем пятьдесят номеров "Camera Work" - журнала, который Великобританское королевское фотографическое общество назвало «наиболее художественным собранием фотографий из всех когда-либо изданных»
В 1905 г . Стиглиц, вместе со своим последователем, тогда еще новичком, Эдуардом Стейхеном, открыл в доме № 291 по Пятому авеню в Нью-Йорке выставочное помещение, предназначенное исключительно для фотографии. Помещение было названо «Малая галерея Фото-раскольников» - группы, широко раскрывшей свои двери для фантазии, экспериментирования и творчества. Каждый, желавший сказать новое слово в искусстве, был желанным гостем.
Во многих рассказах об этой галерее, о многих других, после нее возникших, и вообще о том, что с ними связано,- все заслуги приписываются одному Стиглицу. О них так говорят, как о его галереях, о его выставках. В сущности так оно и было, ибо в каждом случае он был и вдохновением, и творческим огнем, и заботливым опекуном. И все-таки, сам он всегда отчаянно спорил со всеми, преувеличивавшими его влияние. «Это не мои выставки, - говорил он с необычайным волнинием, - и никогда не были моими – они принадлежат всем…и вам…и вам…и вам. Если я сижу здесь ежедневно и делаю то, что делаю, то только потому, что во всей Америке нет другого человека, который настолько любил бы фотографию, чтобы делать это вместо меня».
Со временем галерея «раскольников» открыла свои двери для демонстрации творческих опытов в других родственных искусствах – наряду с фотографией также в живописи и в скульптуре. Так как галерея помещалась в доме №291 по Пятому авеню, она получила новое имя – просто «291». Именно здесь с достаточной полнотой и доброжелательностью было впервые предсталено Америке так называемое «современное искусство».
Пикассо был впервые показан здесь Америке; Анри Руссо, Тулуз-Лотрек, Сезанн, Брак, Пикабия, Хартлей, Джорджия О'Кифф, Джон Мэрин, де Зайас, Дов и Макс Вебер были здесь же учтиво представлены смущенной и недоумевавшей публике. Стейхен разыскал в Париже рисунки Родена и картины Матисса, вождя группы « «.
Люди, сегодня с благоговением присутствующие на вернисажах в Музее современного искусства, в те времена ухмыляясь, пожимали плечами или хохотали. Один из директоров нью-йоркского музея «Метрополитен», взглянув на картины Пикассо, сказал: «Забавно, но через пять лет никто и не вспомнит о нем».
В области фотографии «291» показал работы, которые могут теперь считаться основополагающими для всего современного периода её истории. «291» стал центром художественных бурь города. Жизнь била в нем ключом.
В 1921 г ., в двух комнатах, расположенных над тем, что тогда было «Галереей Андерсона» (на углу 57-й улицы и Мэдисон-авеню), Стиглиц выставил 145 своих фотоснимков. В предисловии к каталогу он в следующих словах изложил свои цели и надежды:
"Весенний ливень"
Стиглиц написал однажды: "Фотография моя страсть. Искание истины - моя навязчивая идея!«Мои учителя были жизнь – работа – постоянные опыты. И, между прочим, немало часов упорных дум. Каждый может исходить из этого опыта при помощи средств доступных всем. Многие из моих фотографий существуют в одном только экземпляре. Почти все негативы моих ранних работ потеряны или уничтожены. Только небольшое количество моих ранних снимков сохранилось. Каждая фотография, которую я печатал даже с одного и того же негатива, была для меня новым опытом, новой проблемой. Ибо, если я не могу чего-либо прибавить или изменить, - работа меня не интересует.
На этом заявлении необходимо остановиться ненадолго. С самого начала Стиглиц отстаивал права фотографии, как самостоятельной формы искусства. Он отрицал то, что любил называть «чувством живописи» в фотографии. Фотография, стремящаяся подражать живописи в фактуре и средствах выражения и обращающаяся с этой целью к нефотографическим приемам, - такая фотография, по его мнению, была ни рыба ни мясо. Он нетерпимо относился к расплывчатым, мягким контурам, хотя и делал исключения для работ добросовестных людей, допускающих однако неточную наводку объектива. К такой категории работ относятся работы его самого, сделанные вместе с Кларенсом Уайтом.
Стиглиц был почти фанатиком в соблюдении технической точности. Он никогда не подрезал и не ретушировал. Единственная уступка, которую он делал антифотографическим методам работы, - было удаление небольших дефектов с отпечатка: «По крайней мере, это остается на отпечатке – каждый может видеть, что вы сделали», - пояснял он. Другая важная выставка работ Стиглица состоялась в галерее Андерсона в 1923 г . Здесь он впервые показал свои, ныне знаменитые, фотоэтюды облаков под общим названием «Музыка». Эти работы с большой убедительностью подтверждали его мысль, что материал для истинного художника разбросан повсюду – он доступен каждому и не нуждается в избранных. Чтобы найти и использовать его не требуется ни специального снаряжения, ни стипендии Родса, ни особого одобрения Национальной академии художеств.
В статье о фотоснимках облаков, Стиглицу пришлось отвечать на обвинения в том, что эффекты его фотоэтюдов идут от субъективных ощущений, от личного и эксцентрического.
«Я решил, - писал он, - осуществить то, что мне запало в голову много лет назад, а именно сделать серию снимков облаков. Я хотел заснять облака, чтобы узнать, чему я научился за сорок лет работы. Посредством облаков я хотел выразить мою жизненную философию – показать, что мои снимки не связаны с характером объекта, - с определенными деревьями, или лицами, или интерьерами. Облака существуют для всех…и бесплатно…налогов за них платить пока-что не надо…
«Я точно знал, что хотел. Я сказал мисс О'Кифф: мне нужна такая серия фотографий, при виде которой знаменитый композитор Эрнест Блох воскликнет: музыка! Это же музыка! Как это у вас получилось?» - и, взволнованный, увидит в облаках и скрипки, и флейты, и гобои, и медные и напишет симфонию «Облака»… но не такую, как у Дебюсси, а больше, гораздо больше…»
Не так важно перечислять все художественные выставки и идеи, так или иначе связанные с именем Стиглица, - их было много в течение полустолетия, когда было живо его влияние. Совершенно очевидно, в чем его сила. Джорджия О'Кифф однажды выразила это в простых словах: «Когда я впервые приехала в Нью-Йорк, «291» было единственное место в городе, куда можно было пойти, когда на душе было тяжело.» (Джорджия О'Кифф стала женой Стиглица в 1924 году)
Сделанные Стиглицем фотографии его жены, Джорджии О'Кифф, принадлежат к числу самых тонких его фотопортретов и этюдов. Работы мисс О'Кифф как художницы были впервые выставлены в галерее "291"
Влияние Стиглица на американское искусство и мышление можно сравнить с действие установок для расщепления атома на развитие современной физики. Он высвободил силы, которые видоизменили и активизировали все, к чему они только не прикосались.
В личности Стиглица было нечто олимпийское. Он всегда стоял выше мелкого и личного. В его натуре почти не было ничего специфически личного. Не было у него ни секретов, ни панацей, ни условного жаргона. Если ему задавали вопросы о нём самом, об О'Кифф, о Стейхене, о любом из тех, кого он знал, - он всегда отвечал без недомолвок и без увиливания. Он считал, что то, что есть – есть факт, и знать о нем имеет право каждый.
Он обладал очень добрым сердцем и необыкновенно открытой душой. Но полностью принять его могли лишь немногие. Так всеми благами солнечных лучей пользуются лишь растения, корни которых уходят глубоко в землю.
Однажды, в разговоре, он взял одну из своих фотографий. «Вот это то, что я сделал, - сказал он, - Каждый может это видеть. И только это и имеет значение. А говорить обо мне можно все, что угодно. И то, что говорится, не имеет особого значения.»
"Конечная станция конки в Нью-Йорке" (1893 г.)
Снимок, характерный для "честной фотографии" Стиглица.
Он порвал с принятой в то время техникой съёмки, чтобы совсем по новому
подойти к повседневной жизни, снимая без позирования, без подготовки.
Сергей Ростегаев На главную
