Даур Зантария

Несколько слов о Дауре

Он перешел из «Эксперта» в газету «Росc i я», когда той начинал рулить Иван Подшивалов, вместе с толпой журналистов, большей частью, по криминальной хронике.
Я, как раз, обитал там в виде фотокора. И при всем моем осторожном отношении к нацменьшинствам, почему-то сошелся близко именно с ним и криминальным репортером Гочей Белтадзе. Бывают же люди, которых знаешь, как будто, всю жизнь.

Был он не стар, как я сейчас понимаю, но казался человеком настолько умудренным, что производил впечатление глубокого старца.

Писал гениально, настолько, что просто выпадал из контекста того издания, которое мы тогда ваяли. В силу этого, применение ему находилось трудно, и его такое обстоятельство напрягало ужасно.

Выглядев старше всех вполовину, был моложе душой всех, вместе взятых. Готов был ехать куда угодно, и все ему было интересно.

Меня удивило то, что с ним я познакомился заочно лет за 10 до этого: по дороге в Южную Осетию мне попался журнал со стихами, автора которых не запомнил, но стихи поразили.

Родившись в каком-то горном абхазском селе -русский язык он выучил только в 14 лет. И при этом, знал и любил русскую поэзию, как никто другой. Мог всю ночь напролет читать на память стихи, перемежая их случайными подробностями из жизни авторов. Он знал все о Пушкине и Ахматовой, Бродском, Рейне, Блоке - в таких деталях и рассказывал так, что казалось, был не просто свидетелем, а участником всех тех событий.

Крестился по православному обряду уже во взрослом состоянии. Его крестным отцом был литератор Андрей Битов. Женой была хорошая уйгурская женщина, Таджигуль. Её преданность мужу и терпение были безграничны. Терпеть было что. Однажды вместе с Геной, шофером редакционного болида, мы высадили Даура посреди снежной целины, между Москвой и Ярославлем. Уродский поступок, конечно, но причина была. Потом отогревали в Угличе, в музее русской водке.

Грузино-абхазская война его просто перемолола; он не мог простить грузинам всех тех зверств, которым был свидетелем. Еще более страшные вещи рассказывал о том кошмаре, что ждал грузинских беженцев на сванских землях. Грузинским снарядом его засыпало в окопе, на время он потерял слух, долгое время провел засыпанным. В этот момент у него в ушах звучала какая-то песенка Татьяны Булановой, и потом он мечтал её увидеть.

Ненависть к кому-либо была для него противоестественна. Грузин Гоча Белтадзе был какой-то связью с родиной. Одним из тех редких приятелей, которых я с ним видел, был беженец из Сухуми, мингрел Нодарий. А своих земляков Даур, мне кажется, избегал. Или же они опасались иметь в его лице какую-то для себя обузу. Он помог устроиться в редакцию художнику Адгуру Дзидзария, но больше я никого не видел.

Настоящим другом был московский бизнесмен Никита. Он появлялся на горизонте только тогда, когда у Даура возникали какие-нибудь проблемы, решал их и исчезал. Даура очень поддерживало это чувство защищенной спины.

Говорят, что он был наркоманом. Это неправда. Мы ездили с ним в командировки, где были сутками вместе. Он оставался у меня ночевать, и ничего подобного я не заметил. Вот трезвым он не мог быть. Но и пъяным не был. Он был выпивоха, так, в легком подшофе, исключительно для настроения. Писал чаще трезвым, одиноким,сердитым. Прости господи, мы выпили с ним немеряно красного сухого, а как я знаю, алкоголь и наркотики не пересекаются.

Но из-за наркотиков его и уволили. В его кабинете один гаденыш (редактор спорт.отдела) обнаружил копченую ложку из под героина. Тут же оттащил её главному редактору Подшивалову, и тот, в показной принципиальности, в секунду решил судьбу Даура. Ложка эта к Дауру отношения не имела. Своим добрым сердцем он не мог отказать в хоть какой-то помощи землякам. Тот самый беженец Нодарий постоянно забегал к Дауру, ложка была его.

Но Подшивалова факты не интересовали, момент для увольнения был удобный, и он им воспользовался.

Это было катастрофой для Даура. Он снимал квартиру, воспитывал сына и ему постоянная работа была нужна как воздух. Он не стал напрягать Никиту этой своей проблемой. Приехал ко мне, подарил свой нательный крестик моему сыну. Собирался на Родину. Я, дурак, тогда ничего не почувствовал. Через несколько дней его не стало.

У Никиты на похоронах было страшное, опрокинутое лицо.

Хоронило его неожиданно много народу. Я не фотографировал.

Даур Зантария и Андрей Битов (Переделкино-2001 год)

 

На главную



Сайт управляется системой uCoz